Японские синстонские ворота и горбатые мостики в окружении подсолнухов и плетеных «тынов» — явление довольно забавное в отечественной ландшафтной практике. Справедливости ради заметим, что встречаются исключения, их немного, но это действительно профессионально сделанные образцы.
Они хороши уже тем, что это не имитация, а скорее импровизация на восточную тему, причем с подчеркнутой, прямо — таки программной отстраненностью от расхожих стереотипов. Все эти песчаные площадки, приземистые каменные фонарики и карликовые пихты – еще далеко не японский пейзаж.
Игра света и тени – уже немного ближе, игра масштабов – еще теплее, оптические эффекты воздушной и линейной перспективы – совсем хорошо. А в идеале – это ощущение ирреальности, которое охватывает каждого, кто попадает в японский сад.
Отдельно взятая цукияма
Наиболее древние истоки японского сада берут свое начало в синтоизме, в древних верованиях японцев, связанных с обожествлением окружающей природы, с поклонением и Солнцу, и камню, и дереву в равной степени. Уже в VI в. в усадьбах знати стали устраивать сады с водоемами и островами.
Несколько позднее, с распространением буддизма, на его основе сложился первый тип классического японского сада – Сима («остров»), основным компонентом которого было искусственное озеро с островком — насыпью в центре. С берега на остров перекидывались небольшие горбатые мостики: один из них обычно располагался на севере, а другой — на юге.
Все элементы подобного ландшафта были наполнены глубоким символическим смыслом – остров олицетворял собой рай, а извилистые дорожки и горбатые мостики – сложные и достаточно зыбкие пути его достижения.
Со временем к этой композиции стали присоединять искусственно создаваемый холм – символ буддийской священной горы Сумеры (такой тип сада называется «цукияма»).
В его композиции постепенно стала усиливаться философская направленность, усложняться символика форм, созерцание сада становится частью религиозного обряда. В таких ландшафтах царствуют кустарники, мхи, ручьи и камни.
Причем огромное значение здесь придавалось звукам – шелесту листьев или журчанию воды; фактурам – мягкости мха и шершавости камня; запахам – аромату хвойных пород и перепрелых опавших листьев. Порой главным персонажем «цукиямы» становилась картина дальнего плана – вершина горы, силуэт которой повторялся и множился в камнях сада.
Подобный «пейзаж взаймы» впоследствии стал популярным приемом в европейском ландшафтном дизайне. Начиная с XIV столетия на искусство сада все большее влияние оказывают эстетические каноны дзэн-буддизма, а их создателями становятся монахи.
Здесь каждый камень Будду знает
Основа основ японского сада — камни, причем в них главным образом ценится первозданная необработанность, следы времени и особенно «замшелость».
Композиции, из которых они создаются, на первый взгляд производят совершенно беспорядочное и даже малоэстетичное зрелище: основная площадь сада засыпается песком или мелкой галькой, а на ней как бы случайно разбросаны группы неотесанных камней. Однако подобный хаос только иллюзия: расположение групп и композиция камней в группах подчиняется строгим канонам, исходящим из мировоззренческих концепций дзэн-буддизма.
Обычно все камни имеют имена буддийских архатов и увязаны с каким-либо мифом. Композиции самих групп на площади сада и состав этих групп (по три камня в каждой) обусловлены буддийской триадой.
Размер камней, отношение их высоты к ширине, форма, фактура и другие свойства подобраны в соответствии с определенными философскими соображениями. Например, самым удивительным и знаменитым садом камней заслуженно считается сад Рёандзи в дзэн — буддийском монастыре близ Киото (предположительно, его создателем был мастер Соами).
Сад представляет собой небольшую по размерам прямоугольную площадку, засыпанную большим гравием. На площадке расположено 15 камней, которые собраны в пять групп. Гравий «расчесан» граблями на тонкие бороздки, которые ассоциируются с мягкой рябью воды.
С трех сторон сад огорожен невысоким глинобитным забором, и созерцать его можно только сидя на веранде храма.
Что же таят в себе эти камни в пространстве?
Одним кажется, что это пять горных вершин, другие считают, что это пять островов в безбрежном океане; кто-то ясно видит здесь тигрицу с детенышами, переплывающими море. Но в этом саду, как и в улыбке Джоконды, таится немало загадок.
Одна из них многим известна: с какой бы части веранды зритель не смотрел на сад, он всегда будет видеть только 14 камней, каждый раз какой-нибудь камень (каждый раз другой) исчезает из поля зрения.
В сущности, здесь нет ничего невероятного: камни и сам фон, на котором они воздвигнуты – (белый гравий), создают настроение созерцания и вызывают определенный ход мыслей.
Все это управляет процессом восприятия: когда наблюдатель бросает взор на панораму сада, его внимание приковывает сначала одна группа камней, затем другая. Пространство сада очерчено границами четырехугольниками: три стены и терраса, на которой располагается зритель.
Его взгляд все время блуждает в этом замкнутом поле, и постепенно наблюдатель уходит от внешнего мира и впадает в некий гипноз. Когда люди не прилагают к этому никаких усилий, подобная медитация порождает у них ощущение полной умиротворенности и безмятежности.
Утром – медитация, вечером – проект
Японские сады рассчитаны на побуждение человека к любованию и созерцанию. Согласно философии дзен, все внешнее – иллюзорно и несущественно, а главное находится внутри вещей и объектов.
Задача художника и зодчего — оживить эти внутренние силы, вызвать ощущение красоты в самом простом и непритязательном. Поэтому если попытаться перенести японский сад или парк в какую—либо иную страну, то ничего не получится.
Дух, атмосфера – вот что главное при создании этих ландшафтов. В этой связи любопытен разговор с японским архитектором, который приводит в своей книге «Ландшафт и архитектура» Дж. Саймондс.
В ответ на вопрос, как он добивается такой цельности в своих ландшафтных проектах, архитектор замечает: «Проектируя сад, я хожу каждый день на участок, иногда на долгие часы, изучая его, с циновкой и чаем. Иногда в вечерней тишине, когда тени становятся длинными.
Иногда в деловое время, а солнце чистое и яркое. Иногда под снегом и даже дождем, потому что многое можно узнать о земле, наблюдая как падает на нее дождь и как вода ручейками бежит по естественным водостокам. Та я начинаю понимать этот кусочек земли, его настроение.
Теперь только могу я взять в руки тушь и кисть и приступить к своим планам. Но странно, благодаря созерцанию, в моем уме уже все спроектировано – бессознательно завершено во всех деталях. Сад заимствовал форму и характер у соседнего участка, у скалы и веющего ветерка, движущегося солнца, звука падающей воды и у затянутых дымкой далей…»